Выбери!by On-Line ЛИЦА
Выбери!by On-Line ЛИЦАПрезидент и генеральный директор «Мазда Мотор Рус» имеет немецкие корни, российское образование, американский опыт и японского работодателя.Йорг, вы прекрасно владеете русским. Изучали его в школе? — Нет, в институте. Я — выпускник МГИМО. Кстати, в студенческие годы разговаривал получше, чем сейчас (Йорг Шрайбер говорит безупречно, с легким акцентом – А. Ч.) — общались с однокурсниками день и ночь, другие языки нам тоже преподавали через русский. Правда, сегодня пришлось выучить много новых слов: например, понятия «ажиотаж» я тогда не знал, поскольку не наблюдал самого ажиотажа. Оно связано с сегодняшними автомобильными продажами.Сами выбрали этот вуз или случайно получилось? — Я родился и вырос в Восточной Германии. Дома хорошо и красиво, но скучно, а в 17 лет уехать подальше очень хочется. К тому же попасть в Советский Союз считалось в наших кругах (отец офицер, мама – домохозяйка) позитивным опытом, поэтому я с радостью согласился.Что же вы сделали, чтобы попасть в СССР? — Когда мне было 16 лет, к нам в школу пришли люди и спросили: кто хочет стать дипломатом? Представляете? Я видел себя врачом – из-за нехватки других идей. Моя старшая сестра врач – кстати, она образование получала в Польше. А дипломат – это же звучит круто! Чем занимаются люди этой профессии? Ездят по всему миру, встречаются. Сдал несколько экзаменов, и мне пообещали Москву. Сначала я, как и все отбывающие на учебу за границу, после 12 класса прошел годичный курс в университете имени Мартина Лютера в Галле. А потом была армия…Охотно пошли служить? — Не очень. Зато этому очень радовался мой отец: я первый неофицер в династии. Против моей военной карьеры в свое время выступила мама – не хотела, чтобы я стал дураком (смеется). Ну а после армии два чемодана и – подготовительный курс в МГИМО.Чем запомнилась учеба и жизнь в Союзе? Это же была середина восьмидесятых. Что-то шокировало? — Первое, что нас удивило – то, что нас называют немцами, а не ГДРовцами. Правда, мы быстро привыкли. Шока или дискомфорта никакого не испытывали, потому что собирались изменить мир, взять его под контроль по окончании учебы…. Шучу, конечно. Институт понравился очень сильными преподавателями. Кроме русского языка, я там овладел английским: мне повезло – его преподавала со 2 курса бывшая глава всех переводчиков при ООН. Специалист высочайшего уровня. К сожалению, я не помню, как ее зовут… Арабским языкам обучали сами составители словарей — великолепные специалисты. Ну и самое главное, что дает образование за рубежом – это расширение кругозора. Понимаешь, что ничего абсолютного не существует. Кроме того, личный опыт – это еще и общение, человеческая культура, характеры…Друзей завели среди русских? А может быть, женились на советской студентке? За шесть лет всякое могло случиться… — Друзей, конечно, завел, а вот женился на немке. Я познакомился с ней до МГИМО, она училась в Ленинграде тогда. Затем переехала ко мне в Москву.Вы закончили институт в 89-м… — Да, и как раз тогда произошло объединение Германии. А ведь была такая вещь, как распределение. Каждый из нас с самого начала знал, в каком отделе МИДа ГДР будет трудиться после института. У советских ребят было не совсем так: они до 3-4 курса были в неведении относительно места работы. И вот в 89-м я поступил на службу, понимая, что второй МИД уже никому не нужен. Границы открыты, мир большой, перспективы новые.Пока не понятна связь между дипломатическим образованием и автобизнесом. Вмешался случай? — С 89-го я занимался бизнесом, в том числе в России, в детали не хочу углубляться. Много мотался туда-сюда – в переходный период, вплоть до 1994 года. А в 94-м – действительно, случайная встреча. Мы пересеклись с одним человеком, поговорили, и он меня пригласил в кельнское отделение компании Ford.«Русское» прошлое сыграло роль в вашей «фордовской» карьере? — Сыграло, я снова оказался в Москве в 1996 году. Хорошее было время. Мы построили базовую структуру сегодняшнего российского офиса Ford. Тогда представительство, конечно, было гораздо меньше, чем сейчас, объемы продаж по сегодняшним меркам – смешные. Помню, в 98-м мы мечтали продавать 10 тыс. машин в год.Год кризиса… — Да, финансовый кризис отодвинул наши планы. Настоящие продажи начались позже, году в 2002-2003-м.Хорошо помню, что до этого периода большинство иномарок ездили подержанные. А Mazda чуть не дольше всех. — Правильно. Здесь она была представлена очень скромно, от нескольких дистрибьюторов, ограниченными объемами – через три угла, через Финляндию все это начиналось. Единого представительства не было. Как раз в конце 2003 года мне предложили возглавить с нуля офис Mazda в России.Кто предложил? — Найджел Брекенбери – человек, который в 1997-2000 годах был гендиректором Ford в России, а летом 2007-го вернулся на эту должность (сменив Хенрика Нензена – «Выбери!by») Мы встретились случайно, разговорились: сколько лет, сколько зим. Он говорит: мы ищем человека для Mazda в России. Чем ты сейчас занимаешься? А я тогда по-прежнему работал на Ford, но в Германии. Говорю: давай я подумаю. Думал ровно один день. Потом перезвонил и согласился. А три месяца спустя уже переехал с «Форда» на «Мазду».В смысле – в Россию? — Нет, в европейскую штаб-квартиру Mazda в Германии. Пять минут на машине.Тяжело было входить на рынок одними из последних? — Волна уже пошла, в России начался ажиотаж. А первые поставки Mazda, которые начались при мне, были на очень невысоком уровне. Кроме троих дилеров, назначены к тому времени, ничего у нас здесь не было. Я недавно прикинул: мы сейчас за месяц реализовали около 7000 машин – в три раза больше, чем Ford в мае 2004 года: Нензен, продав 3200 автомобилей, был очень горд: что побил рубеж в 3000 машин взят. Тогда это было очень много.Вы понимали, что это большой риск? — Конечно. И какой хороший риск! Это же красиво! А скольким людям в жизни дается подобная возможность? Чтобы в такой отрасли промышленности выпал шанс с нуля, на большом рынке что-то значимое создать. Я из-за этого и согласился: великолепный риск, подарок!Помогло знание России? — Да, например — в оценке потенциала, плюс сохранились друзья, знакомые, коллеги, язык, в конце концов.Какие усилия пришлось приложить для покорения практически сложившегося рынка? — Он от нас почти убегал, и количество специалистов на нем было ограниченным. Также ограниченным, хоть и объективно большим, было число игроков – то есть дилеров, которые в состоянии заниматься этим бизнесом. Они уже были практически заняты другими проектами. Мы договаривались с ними, а параллельно набирали ядро команды. Ведь я приехал сюда в мае 2004-го совсем один.Как искали сотрудников? — Было понятно, что с таким опозданием, с которым мы пришли на рынок, надо подобрать не просто специалистов, но людей, которые хотят плотно работать, дух коллектива для них должен стоять на первом месте. Бойцов, которые отлично знают свою специализацию, при этом охватывают все новое, и тоже, как я, уверены: начинать с нуля – это круто! Можно же попытаться реализовать абсолютно все, можно себя проявить в полной мере.то что, быть может, раньше не давали попробовать. Начали искать по объявлениям. Первым делом сформировали HR, потом появилась секретарь на ресепшен, затем директор по маркетингу. Эти люди искали других – уже в основном по рекомендациям.Перекупать приходилось? — Не деньгами: интересом к новому проекту. Первое штатное расписание я составлял исходя из предполагаемого объема продаж, и конечно эти расчеты оказались неверными (смеется). Сначала нужно было 15-20 человек, так мы и их в первый год недобрали! В итоге стали единственным в мире офисом Mazda, где на одного сотрудника приходится наибольшее количество проданных машин.Сегодня сколько человек работает в компании? — Около 80.Довольно быстро марка вошла в первую десятку рейтинга продаж (сегодня она сдала одну позицию и по итогам 1 квартала занимает 11-е) благодаря моделям 3 и 6. Но они, так сказать, ближе к народу. А вот на некоторые авто цены приближаются к уровню премиум-класса… — Премиум начинается выше. Но мы с самого начала делали ставку на брэнд, а не на цену. Да никому и не нужна машина с заниженной стоимостью. Не скрою – даже не все наши сотрудники дотягивают до стиля Mazda. Вы не увидите от нас рекламы с рекомендованной ценой. Чтобы владеть такой машиной, нужно иметь определенный статус. Его обладатель при выборе машины задает три вопроса. Первый: нравится ли она мне? Второй: где купить и сколько ждать? И лишь третий – сколько она стоит?Я бы добавила четвертый: как ее будут обслуживать? Мне известно, что очереди на кузовной ремонт Mazda – полгода. Ситуация плачевная. Что делать? — Ждать. Сейчас я расскажу, что мы предпринимаем. Начну с того, что такая жуткая ситуация – только в Москве. Дело в том, что здесь процесс открытия дилерского центра – от стадии планирования до первого дня работы – занимает в среднем три года. В регионах – один. Мы начали работать над проблемой три года назад, и сейчас готовимся сдать несколько крупных проектов, таких как Major на Новой Риге, «Независимость» на Ярославском шоссе. Бешеными темпами создаем дополнительные сервисные мощности в столице.Значит, проблемы вот-вот решатся? — Я бы так не утверждал. Потому что – к сожалению или к счастью – темпы продаж опережают прирост сервисных мощностей. В моем видении ситуация минимум до конца этого года не изменится.Получается, вам на руку и пресловутые квоты? Люди возмущаются, что по нескольку месяцев ждут новую машину? — Отчасти да. Но это же хорошая ситуация, когда заводы загружены, товар продается, работа есть, рынки кричат: дайте нам, дайте нам! Мы, кстати, кричали громче всех, и нам отпустили за счет кого-то еще. Так что наращиваем квоты, согласовываем планы с дилерами, чтобы они оправдали свои инвестиции. Они наши партнеры, и мы строим гибкие, тесные отношения, прислушиваемся к их советам, не забывая о том, что тоже хотим зарабатывать деньги. Поэтому нам выгодно быть не самыми дешевыми на рынке. А есть ли перспектива открыть завод в России? — Это не решение вопроса. Практика показывает: тем, у кого уже есть завод, все равно машин не хватает. Да и цены на собранные локально иномарки ненамного ниже, чем на ввозимые ранее. Пока у нас неплохо обстоят дела: мы уже стали первым рынком Mazda в Европе, выдерживая серьезную конкуренцию в нашем собственном доме: в Германии, где марка достаточно сильна. Это заслуга рынка в первую очередь. Почему мы не открываем сборочное производство в России? Дело в том, что ниже годового объема в 200 тыс. машин завод нерентабелен. А это слишком много. Поэтому у Mazda нет ни одного подобного предприятия в Европе. Все автомобили приходят из Японии. Кроме того, если Россия вступит в ВТО, то пошлины на ввоз автомобилей упадут с 25% до 15%. Это выгоднее, чем затеваться с заводом.Вы ездите на том, что продаете? — А нам чем еще я могу ездить? Мои сотрудники передвигаются на Mazda, неужели я воздержусь? Это же удовольствие. У меня СХ-7, а для повседневных поездок – 6-ка. Я спортивный водитель, мне эти машины очень подходят.Как вам езда по московским улицам после чопорной Германии? Страдаете от дорожного хамства? — О, если надо – я и сам такой! (смеется). Здесь мы опять вспомним, что Москва – не вся Россия. Надо знать правила, по которым ездят именно здесь. У меня жалоб нет.
Рубрики