Мецената разорил музей

Мецената разорил музей
Мецената разорил музейКогда говорят о ГМИИ им. А.С. Пушкина, имя его отца-основателя всплывает автоматически. Иван Цветаев идеей музея именно жил, бредил, и в течение всех 14 лет строительства любимое детище было полноправным членом его семьи. О человеке, на чьи деньги, собственно, и был создан музей, широкой публике известно как-то меньше. В советские годы о нем предпочли забыть: фигура богача-мецената, потратившего на нужды музея более 2 млн и ставшего, говоря языком современности, его генеральным, а после 1905 года — и единственным спонсором, совершенно не вписывалась в пролетарский миф о капиталистах.
Богатство Юрию Нечаеву досталось внезапно и сказочно: в 1880 году умер обеспеченный и бездетный дядюшка по материнской линии, отказавший в его пользу все свое многомиллионное состояние. Дядюшка — Иван Мальцев — личность любопытная. Он служил в архиве Министерства иностранных дел, писал в журнал «Московский вестник», был близко знаком с Пушкиным и чудом уцелел при разгроме русской дипломатической миссии в Тегеране, который унес жизнь Александра Грибоедова. Вместе с заводами, землями и торфоразработками он завещал племяннику и свою фамилию. Так 46-летний чиновник-холостяк приобрел двойное имя — Нечаев-Мальцев.
Вскоре после получения наследства он занялся меценатством: основал во Владимире техническое училище, вложил деньги в журнал «Художественные сокровища России», преобразил село Гусь, которое именно при нем получило красивое определение «Хрустальный», почти до неузнаваемости. Он выстроил около 400 деревянных и кирпичных домов и заселил в каждый по две семьи: со стороны улицы проживала «образцовая», а со стороны черного двора — та, которой предстояло «дотянуться» до уровня соседей. Но главным украшением Гусь-Хрустального стал грандиозный Георгиевский собор, который был построен по проекту Леонтия Бенуа и расписан Виктором Васнецовым: храм, по признанию современников, производил ошеломляющее впечатление. Когда Нечаева-Мальцева спрашивали, зачем он вкладывает деньги в сельскую церковь, которая находится в провинциальной глуши, он отвечал: «А отчего стоит город Орвието в Италии? Для его собора ездят иностранцы издалека. Будет время, когда художники и ценители русского искусства станут ездить и в наш Гусь».
Иван Цветаев встретился с Нечаевым-Мальцевым в «Славянском базаре», и тот сразу же пожертвовал на дело музея 300 тыс., что в десять раз превышало самый щедрый на тот момент вклад. «Не знаю почему, по непосредственной ли любви к искусству или просто «для души» и даже для ее спасения (сознание неправды денег в русской душе невытравимо), — во всяком случае, под неустанным и страстным воздействием моего отца… Нечаев-Мальцев стал главным, широко говоря — единственным жертвователем музея, таким же его физическим создателем, как отец — духовным», — вспоминает Марина Цветаева в своем очерке «Музей Александра III» (именно такое название было дано ему первоначально, им. Пушкина он стал только в 1937 году).
Общение между «создателями» шло постоянно. Телеграммы, поездки, деловые завтраки… Доходило до смешного. Богатый человек и любитель роскошных застолий, Нечаев-Мальцев старался как можно лучше принять Цветаева: угощал трюфелями и устрицами — потчевал деликатесами. Цветаев же настолько «болел» музеем, настолько дорожил каждой собранной для него копейкой, что «шабли и пулярды» становились ему поперек горла. Он с ужасом подсчитывал, во сколько обходится ему каждый завтрак, и сокрушался, что не может получить эту сумму наличными: «Сердце разрывается от жалости: ведь на эту сторублевку — что можно для музея сделать!.. Выкинутые деньги!.. Ведь самое обидное, что я сам музей объедаю…».
Впрочем, вскоре непрактичный Цветаев научился управляться с преуспевающим капиталистом. Под конец такого трагикомического завтрака он вместе с официантом предъявлял ему… вполне конкретный счет: за облицовку здания, за установку двери, за зарплату рабочим. Конкретика всегда срабатывала: привычка платить по счетам не позволяла Нечаеву отказать в необходимых деньгах. Он торговался из-за мелочей, зато не задумываясь отстегивал крупные суммы: так, он нанял 300 рабочих, которые добывали на Урале особый морозоустойчивый мрамор для десятиметровых колонн. Позже выяснилось, что в России их изготовить и вовсе невозможно, и он заказал их в Норвегии, сплавив баржами до самой Москвы.
Строительство музея затянулось: вместо обещанных пяти оно продолжалось почти пятнадцать лет. Особенно сложной ситуация стала в 1905 году, когда часть коллекции музея сгорела, а события первой русской революции охладили меценатский пыл большинства жертвователей. В это время заводы Нечаева-Мальцева простаивали, и это приносило ему многотысячные убытки. Не пострадало только финансирование музея, из бюджета которого, по свидетельству Марины Цветаевой, он не урезал ни рубля. «Музей Александра III есть четырнадцатилетний бессеребреный труд моего отца и три мальцевских, таких же бессеребреных миллиона», — вспоминала она.
Торжественное открытие музея состоялось 31 мая 1912 года. Иван Цветаев умер примерно через год, ненадолго пережил его и Юрий Нечаев-Мальцев. И лишь после его смерти стало известно, что удачливый коммерсант, владелец прибыльного завода и многомиллионного состояния не оставил после себя ни гроша: в дело музея он вложил все до последней копейки и разорился вконец.