«Viberi» Двенадцатый стул,или Много пиара из ничего
«Viberi» Двенадцатый стул,или Много пиара из ничегоПресно, господа присяжные заседатели. Новая постановка вызывает ассоциации не с острым сатирическим, безумно смешным первоисточником, а с простенькой компьютерной игрушкой: ходят два персонажа да вспарывают гамбсовский гарнитур покойной мадам Петуховой. Нашел стул-проверил его на наличие бриллиантов-перешел на следующий уровень. Вот, собственно, и все.
О том, что сатирическая направленность романа создателей мюзикла нисколько не интересовала, режиссерско-продюсерский тандем Александра Цекало и Тиграна Кеосаяна заявил с самого начала, сосредоточившись на поиске глубоко запрятанного в недрах романа трагического подтекста. Внятная попытка трагедии мелькает лишь единожды: звучащая ближе к концу ария Кисы Воробьянинова (Игорь Балалаев) начинается метафорически: «В моем саду больна туберкулезом еще вчера цветущая сирень». Жестокий романс белогвардейского офицера о судьбе России должен стать кульминацией мюзикла и хитом из разряда душещипательных. И все же на протяжении сцены не покидает ощущение чрезмерного пафоса, которым уж сам Великий комбинатор не преминул бы воспользоваться: «Кто, по-вашему, этот мощный старик? Это-гигант мысли, отец русской демократии и особа, приближенная к императору».
И все бы полбеды, да только Остап Бендер тоже заявлен как лицо трагическое. Вместо обаятельного, фонтанирующего идеями проходимца-жертва революции и унылое дитя Потерянного поколения. Главный герой в исполнении Джемала Тетруашвили получается на редкость тусклым, словно актера донимала тоска нежно-зеленого цвета, в который средством «Титаник» Киса Воробьянинов перекрасил свои горизонтальные усы. В мюзикле от Бендера остаются лишь рожки да ножки, как-то: знаменитый шарф и не менее знаменитые цитаты из романа-единственное, что отсылает зрителя к творению Ильфа и Петрова. Зато уж ставшие расхожими фразы разбросаны густо и щедро, будто бы неоскудевающей рукой того самого сеятеля, изобразить которого оказалось не под силу художественным талантам Остапа. Кстати, именно эпизод с транспарантом стал одной из наиболее удачных находок создателей мюзикла: «обрубок с сахарной головой и тонкими плетьми вместо рук» был заменен… репродукцией «черного квадрата» Малевича. И это не единственное нововведение: совершенно неожиданно для зрителей на все том же пароходе «Скрябин» появляется протяжно окающий Максим Горький, дабы исполнить программную, по мнению авторов, партию на тему: «Художник должен быть свободным». Оригинальной и-о, разумеется!-вновь трагической оказывается и трактовка образа мадам Грицацуевой: «знойная женщина-мечта поэта» превращается в хрупкую тургеневскую девушку, наделенную к тому же явными мазохистскими наклонностями. «Распни меня над пропастью и причини мне боль»,-срывающимся голосом призывает она безвременно сгинувшего Остапа Бендера, поднимаясь к небу по спирали сложной деревянной конструкции.
Это сооружение, напоминающее башню Татлина, собственно, является единственной декорацией: никаких обещанных спецэффектов в мюзикле не обнаружилось, и это существенное отличие от спродюсированного тем же Александром Цекало «Норд-Оста». Зато безусловно хороши костюмы работы Валентины Комоловой: от русско-народных до сказочно-воздушных, от перепачканного в наклеенной «пене» наряда инженера Щукина до застегнутой на все пуговицы формы сотрудников ГПУ, которые, кстати, танцуют на редкость весело и зажигательно. Массовые сцены в постановке хореографа Егора Дружинина вообще смотрятся довольно живо: хор старушек-пионерок, коммунальный шум в общежитии студентов-химиков, сюрреалистическое действо аукциона, стэповый «Ход конем», который еще до премьеры спектакля позиционировался как главный хит… Не менее эклектична и музыка Игоря Зубкова, который делает стилизованный коктейль из спортивных маршей, мелодий Исаака Дунаевского, пародии на авторскую песню, которую затягивает все тот же намыленный инженер Щукин,-всего того, что можно было бы назвать советской массовой музыкальной культурой. И это тот странный случай, когда статисты-кордебалет и хор-оказываются сильнее и выразительнее солистов.
Как бы там ни было, сам первоисточник «Двенадцать стульев»-настолько раскрученный брэнд, что не вызывать любопытства у публики просто не может. А посему вполне понятно и стремление на нем заработать, которое возникло как у создателей мюзикла, так и у многочисленных желающих отпиариться за счет нового продукта. Вот только после просмотра возникает тот же вопрос, что и у растерянного Кисы в конце романа: «Где же драгоценность?»… l
Рубрики