«Viberi» — Версия для печати

«Viberi» — Версия для печати
«Viberi» — Версия для печатиФевральское восстание в Египте породило множество политических, религиозных и идеологических интерпретаций. Все они в той или иной степени имеют право на существование, однако стоит обратить внимание на важный аспект египетских событий – экономико-демографический. За фасадом борьбы против режима Мубарака (вне всякого сомнения, коррумпированного) таится более опасная и трудноразрешимая мальтузианская ловушка.Священник Томас Мальтус в 1798 году опубликовал свой знаменитый труд «Опыт закона о народонаселении», в котором сформулировал теорию, согласно которой рост населения происходит в геометрической прогрессии, а рост производства продуктов питания – в арифметической, что неминуемо приводит к социальным катаклизмам (войны, болезни, голод), сокращающим народонаселение до приемлемого уровня. Идеи Мальтуса всегда вызывали неоднозначную реакцию в научном сообществе. С одной стороны, предположение о том, что рост производства продовольствия отстает от роста населения, было отчасти опровергнуто «зеленой революцией» 1950–1970-х, которая показала, что комплекс технологических изменений в сельском хозяйстве (выведение более продуктивных сортов растений, расширение ирригации, применение удобрений, пестицидов, современной техники) может привести к значительному увеличению объема мирового сельскохозяйственного производства. С другой стороны, переформулированный на современный научный язык тезис Мальтуса о том, что ресурсы той или иной экосистемы конечны и население не может бесконечно увеличиваться, порождая все большее давление на ресурсную базу, неоспорим. Мальтузианская динамика – цикл «неконтролируемый рост населения – восстания, войны, голод – сокращение населения, далее опять рост населения» – хорошо знакома историкам, демографам и экономистам*. Более того, несмотря на все успехи «зеленой революции», в мальтузианский капкан могут попасть и наши современники. Так, одним из наиболее убедительных научных объяснений** чудовищного геноцида в Руанде в 1994 году (в результате межэтнической резни погибло около 1 млн человек) является именно неомальтузианская доктрина – межэтническая, религиозная, социальная вражда возникает не просто так, в ее основе часто лежит конкуренция за сокращающиеся в результате неконтролируемого роста популяции ресурсы.Удвоение ртов. Ситуация в Египте заставляет нас еще раз задуматься об экономико-демографических причинах социальных потрясений. Что же представляет собой эта крупнейшая арабская страна в экономико-демографическом смысле? Плотность населения в Египте одна из самых высоких в мире (около 2,5 тыс. человек на квадратный километр пашни), большая  часть территории страны представляет собой пустыню и непригодна для проживания. В итоге 80 млн человек вынуждены ютиться по берегам и в дельте Нила (около 18 млн проживают в Каире и его пригородах). На этих же землях выращиваются сельхозкультуры. При этом страна демонстрирует довольно высокие темпы роста населения – в среднем 2% в год (1,5 млн новых ртов ежегодно), с 1980 года население практически удвоилось. Отсюда масса молодежи, которой, в отсутствие индустриального развития, заниматься особо нечем. Интересно отметить, что рост населения имеет и позитивную составляющую для экономики, во всяком случае, до определенного предела. Добавляется население – добавляются потребители, создается спрос – ВВП растет. Экономисты называют это «демографическим дивидендом». Если добавить к этому эффект низкой базы, иностранную помощь, то теоретически можно получить довольно приличные цифры роста (сочетание этих факторов часто приводит к впечатляющим скачкам ВВП в странах третьего мира: например, экономическим лидером в кризисном 2009-м неожиданно стал Афганистан с 22,5% роста ВВП ). Впрочем, рост ВВП Египта не слишком отличался в последние годы от emerging makets: 3–4% в первой половине 2000-х, 4–7% – во второй. Основными источниками наполнения бюджета и основами экономики в целом служили и служат доходы от нефтяной отрасли (но в последнее время Египет превратился в нетто-импортера «черного золота»). Туризм, денежные переводы египтян, работающих за границей, доходы от Суэцкого канала и иностранная помощь – набор, не отличающийся особым модернизационным потенциалом. «Демографический дивиденд» тоже не очень-то работал – вновь прибывшая на рынок труда молодежь пополняла ряды безработных (официальные цифры безработицы цифры сильно занижены и оттого представляют мало ценности). Счастливчики же, имеющие работу, трудятся в основном в госсекторе – на него приходится около 70% всех рабочих мест, отсюда патернализм и расчет на государственную помощь во всем. А помогать приходится, ведь народ надо кормить – египтяне любят свои пшеничные лепешки «айш балади» (их стоимость на две трети субсидируется государством, как и многое, многое другое – отсюда стабильный хронический дефицит бюджета в 4–10% на протяжении последних лет). Выращивание сельскохозяйственных культур полностью зависит от ирригации, единственный источник воды – Нил, дождей в стране практически не бывает.  Импортированный «Нил» и голодные бунты? Производство пшеницы в Египте, по данным FAO, составляет 8 млн тонн в год, потребление же в 2 раза больше – 16 млн, разница покрывается за счет импорта. Египет занимает первое место в мире по импорту пшеницы (по тоннажу, но не по стоимости – здесь первенство держит Япония, традиционно большая часть импорта в Египет – поставки относительно дешевой пшеницы из России). Кроме того, Египет импортирует кукурузу (6-е место в мире), соевые бобы (12-е место), сахар (8-е место), пальмовое масло (8-е место), соевое масло (13-е место), экспортируя при этом хлопок, рис и небольшие объемы фруктов и овощей. Общий баланс торговли продовольствием у Египта, по данным ВТО за 2009 год, сильно отрицательный – $9 млрд импорта против $2,5 млрд экспорта. Закупая продовольствие у мира, Египет фактически импортирует воду – так как реальный импорт воды логистически крайне затруднителен, он идет в скрытом виде (экономисты называют этот процесс виртуальной торговлей водой – virtual water trade***). Смысл в том, что испытывающая дефицит водных ресурсов страна вынуждена закупать продовольствие, для производства которого необходимо затратить много воды. Пшеница, закупаемая Египтом, – это своего рода «консервированная» вода, точно так же, как, например, алюминий, для производства которого требуется огромное количество электроэнергии, – это во многом «консервированное электричество». Неудивительно, что рост цен на продовольствие в 2010-м оказался фитилем для начала кризиса в Египте. По нему, крупнейшему импортеру пшеницы в мире, продовольственная инфляция бьет больнее всего. Кстати, первый звоночек прозвенел для Мубарака еще в августе прошлого года, когда Россия объявила эмбарго на экспорт пшеницы после летних пожаров. Уже тогда правительство находилось в состоянии тихой паники, опасаясь повторения продовольственных бунтов 2007 года и изыскивая деньги для закупки дорогой французской и канадской пшеницы. Реальность, однако, превзошла все ожидания – Мубараку пришлось-таки уйти. Разумеется, падение режима связано не только с экономическими и демографическими факторами, усталость общества от коррупции и бессменного правления раиса сыграли свою роль. Египет переживает мальтузианский кризис в острейшей фазе, и его интенсивность будет нарастать при любом развитии событий. В прошлом году появилась и новая проблема – обеспечение Египта водой в долгосрочной перспективе, которое поставлено под угрозу подписанным в мае 2010-го странами Верхнего Нила (Эфиопия, Танзания, Руанда, Уганда) нового соглашения об использовании ресурсов Нила. По старым, еще колониальным договорам 1929 года Египет и Судан получали до 90% нильских водных ресурсов. Если раньше страны в верховьях Нила мирились с этим, то теперь они сами испытывают возрастающее демографическое напряжение и хотят использовать водные ресурсы для нужд ирригации и строительства ГЭС. По сути, антиегипетское и антисуданское соглашение, подписанное в мае, подводит базу под эти претензии. Похожий комплекс экономических, демографических и экологических проблем в разной интенсивности переживают и другие страны Ближнего Востока и Северной Африки, очевидно, что весь этот регион входит в фазу перманентной политической нестабильности. Наиболее тревожную мальтузианскую динамику демонстрирует сейчас Йемен, также переживающий бум рождаемости на фоне истощения жизненно важного ресурса – воды. Воды в столице Йемена Сане (которая, кстати, является объектом мирового культурного наследия ЮНЕСКО) скоро не будет – недавно для ее поиска были пробурены скважины на два километра вглубь (технологии, используемые для добычи нефти), однако попытка закончилась неудачей. В худшем случае либо будет необходимо построить водовод от станций опреснения морской воды на побережье до Саны, либо переносить столицу в другое место. Ни на один из вариантов спасения у бедного Йемена денег нет. А между тем «египетский сценарий» в Йемене может дестабилизировать обстановку в соседней Саудовской Аравии и других стратегически важных странах Персидского залива.* Нефедов, С.А. (2007). «Концепция демографических циклов». – Екатеринбург: Издательство УГГУ; Turchin, P. and Korotayev A. (2006). “Population Dynamics and Internal Warfare: A Reconsideration”, Social Evolution & History 5(2): 112–147.** Diamond, Jared (2005). «Collapse: How Societies Choose to Fail or Succeed», Allen Lane, London. *** Hoekstra, A.Y. (2003) (ed). «Virtual water trade: Proceedings of the International Expert Meeting on Virtual Water Trade» Value of Water Research Report Series No.12, UNESCO-IHE, Delft, the Netherlands.