«Viberi» Сергей Черников: «Мы здесь просто спим, только нефть в трубе течет»

«Viberi» Сергей Черников: «Мы здесь просто спим, только нефть в трубе течет»
«Мы здесь просто спим, только нефть в трубе течет»Сергей Черников: «Кризис – отличное время для того, чтобы осуществлять модернизацию, получить лучшую себестоимость и готовиться к возобновлению экономического роста» | фото: Валерий Левитин/КоммерсантъСергей ЧерниковРодился 21 января 1964 г. в Стерлитамаке Башкирской АССР.Образование: Институт управления, экономики, права и информатики (2000), Шуйский государственный педагогический университет (2000).Опыт работы: 2008 – н. в. – член Общественной палаты РФ. 2002 – н. в. – председатель совета директоров компании CanBaikal Resources. 2005 – 2007 – генеральный директор ОАО «Башкирская химия». 2001 – 2003 – председатель совета директоров, затем президент ОАО «Петротек-Холдинг». 1998 – 2001 – руководитель проекта ООО «ЭМБИЭЛ». 1995 – 1998 – генеральный директор ООО «Финнефтехимпродукт».Семейное положение: женат, двое детей.«Башкирская химия»Компания создана в январе 2005 года для управления пакетами акций ОАО «Каустик» (Стерлитамак), ОАО «Сода» (Стерлитамак), а также транспортной компании ЗАО «Транснефтехим» (г.Москва). В компании работают более 15 тыс. сотрудников. Выручка в 2008 году составила 22 млрд рублей (исходя из доли участия компании в акционерном капитале предприятий). Компания производит 60% российской кальцинированной соды, 19% каустической соды, 30% суспензионного поливинилхлорида, 30% кабельных пластикатов.Интервью с Натальей Касперской, председателем совета директоров «Лаборатории Касперского»: finansmag.ru/94801Интервью с Аркадием Воложем, генеральным директором и совладельцем «Яндекса»: finansmag.ru/94851Интервью с Дмитрием Гришиным, генеральным директором и совладельцем Mai.ru:finansmag.ru/92678Сергей Черников: «Мы здесь просто спим, только нефть в трубе течет»Олег АнисимовИнтервью. Член Общественной палаты и совладелец группы «Петротек» Сергей Черников занимается химией, нефтью, строительством. Но считает, что будущее за интернетом.TweetСергей, как кризис отразился на бизнесе группы? – Знаете, мы всегда внимательно следили за структурой активов и пассивов. Поэтому главной российской проблемы – закредитованности – у нас нет. Поэтому у нас нет и проблем с ликвидностью. Мы спокойно обслуживаем кредиты, даже не лонгировали их. Это и в рамках В«БашхимаВ», и в рамках других проектов, которые у нас есть. Более того, мы продолжаем развиваться. Сейчас расширяем линию поливинилхлорида (ПВХ) со 160 до 200 тыс. тонн. В сентябре мы ее закончим. Заканчиваем модернизацию пятой нитки на цементном производстве, будем производить 1 млн 600 тыс. тонн качественного цемента. Я думаю, что сейчас это лучшее цементное производство в России. Все эти проекты мы запустили еще два-три года назад и даже в условиях кризиса не стали их сворачивать. Хотя, конечно, сказать, что кризис нас совсем не коснулся, тоже нельзя. Он сказался на спросе. Мы это чувствуем по кальцинированной соде, по ПВХ. Спрос снизился процентов на 30–40. А спрос, например, на кальцинированную соду – это как барометр. Глядя на него и не имея вообще никаких других данных, можно точно определить, что в данный момент происходит в промышленности. Сейчас реальный спад. Металлурги не берут – мы видим, как им тяжело, у стекольщиков проблемы, связанные прежде всего с кризисом в строительной сфере: цены на стекло упали в разы, рынок сбыта сузился, небольшие переработчики ПВХ просто встали. Конечно, запустить экструзионные линии не так сложно, но и там масса проблем, связанных с остановкой. Спрос серьезно просел. Когда он вернется – непонятно. Рынка цемента почти нет. У В«ЕвроцементаВ» и у других, я так понимаю, ситуация еще хуже, чем у нас. Сколько людей сократили? – Небольшие сокращения, конечно, провести пришлось. Это не сотни и не тысячи, конечно. И все-таки, каковы прогнозы по восстановлению спроса? – Я думаю, осенью будет тяжелее, чем сейчас, зима в связи с сезонным спадом принесет еще массу сюрпризов производственному сектору, торговым площадкам. Спекулянты это хорошо понимают. Понимают, например, то, что недвижимость просядет еще. ИВ люди, у которых есть деньги, ее покупать сейчас просто не хотят. Это нормально. Я вот тоже думал, а в ноябре отказался. Думаю, еще процентов на 20 до конца года просядет недвижимость, в том числе в Москве. Любая: и коммерческая, и жилая? – Думаю, да. Много спекулятивного капитала было. Застоявшаяся кровь должна выйти, это очевидно. Она должна омолодиться. Если говорить о стоимости жилья в регионах, то там, где она уже провалилась и ее стоимость почти равна нынешней себестоимости, возможен рост цен. Регионы – это не Москва, в которой цены взлетали из-за инвестиционного и спекулятивного спроса. Реальный спрос на жилье по сути должен отражать и формировать ценовые ориентиры. Те чиновники, которые набрали себе в карманы взяток и напокупали десятки квартир в Москве, себя более-менее спокойно чувствуют, но как мне говорят, им уже так не носят. Но еще все-таки носят? – Когда надо что-то решить. У меня такое ощущение, что цена не вернется вВ прежние параметры. Как в Японии. Все думали когда-то, что цены там восстановятся, но они так и замерли. Сейчас у нас очень серьезное переосмысление именно психологических трендов. Все равно бизнес, рынок – это психология. Земля дешевеет (у нас в Подмосковье 1300 га), девелоперы стоят, спрос металлургов упал. В экономике ничего хорошего не происходит. Никакого оздоровления, честно говоря, я не вижу. Зеленых ростков нет? – У нас есть нефтяной проект (CanBaikal Resources – В«Ф.В»), и я вижу, как работают подрядчики. Вижу, что происходит у геологов, которые бурят поисковые скважины, что творится у геофизиков и т. д. У всех проблемы: десятками-сотнями работников увольняют, людям есть нечего. И прогнозы неутешительные. Сейчас цена нефти $60–70 за баррель, а потом опять может рухнуть в одночасье. Наша экономика оказалась в позе человека, больного сахарным диабетом. Инсулин есть – живем, нет – трясучка начинается. Плюс финансовые инструменты не работают. Есть, конечно, еще какие-то признаки жизни на фондовом рынке, но, я думаю, это следствие ожидаемой инфляции доллара, не более того. Американцы вроде как склоняются к тому, что будут печатать деньги. А если есть деньги, то, перефразируя одного литературного персонажа, это значит, что будут люди, у которых их много и которые их куда-то будут вкладывать. А куда? Прежде всего, в ликвидные активы. В акции компаний, сырье, золото, нефть. Ну и все. Вот на фондовых рынках всего мира все сейчас сидят и ждут, что американцы запустят станок. А запустят? – Я думаю, запустят. Им больше ничего не осталось. Думается, что в США уровень падения ВВП в этом году превысит 5%, а это, знаете ли, экономика номер один в мире. Одной нефти они потребляют почти 1 млрд тонн в год, а это в два раза больше, чем добывает РФ. У них кредиторы – по сути весь мир: Китай самый крупный и РФ, конечно. И что им делать? Производство падает, прорывного проекта в масштабах страны у них нет. Запуска станка не избежать. Если спрос упал, то получается, зря расширение производственных мощностей на В«БашхимеВ» сделали? – Да нет, не зря. Даже сейчас почти весь произведенный нами ПВХ мы без проблем реализуем. Дело вВ том, что два-три года назад мы всерьез занялись импортом ПВХ. Видели, что в тот момент его в России не хватало. Соответственно сейчас – в условиях падения спроса – мы просто сократили импорт. Есть еще один очень важный момент. Новое производство – это новая технология, конечно, лучшее качество и новая себестоимость. Просто совершенно другая себестоимость. Кризис – отличное время для того, чтобы осуществлять модернизацию, получить лучшую себестоимость и готовиться к возобновлению экономического роста. Думаю, мы подойдем к этому моменту – моменту, когда надо будет совершить рывок – в неплохой форме. По крайней мере, в гораздо лучшей форме, чем большинство участников рынка. А пока мы построили огромный склад – это современное технологическое решение с точки зрения качества хранения того же ПВХ. Вот и ответ на вопрос. Так что повторюсь: с точки зрения долгосрочной перспективы все нормально. Хотя, думаю, радостный момент возобновления роста наступит не скоро. А когда, по-вашему, закончится кризис? – Я думаю, что не раньше 2012-го. По крайней мере, лучше консервативнее смотреть на такой фундаментальный вопрос. А в 2010-м будет лучше, чем в 2009-м? – В зависимости от того, что будет происходить вВ глобальной экономике. Что будет с ценой на нефть? Что будет в Америке? У нас, как я уже сказал, сахарный диабет. Подъем мог бы начаться и раньше, чем в 2012-м, но все уже настолько напуганы нынешним – крайне болезненным – падением, что психологически не готовы к росту. Очень хотят, но и очень боятся. А ведь, чтобы расширять производство, надо рисковать. Вот кВ этому риску, мне кажется, большинство психологически не готово. Это и откладывает рост. Как идет строительный бизнес В«ПетротекаВ»? – Сложно. Вообще в бизнесе В«ПетротекаВ» строительство – это большой блок, мы на него рассчитывали. Это реальные активы: и спецавтохозяйство, и краны, и завод ДСК, и бетонные узлы. Мы строим около 100В тыс. кв. метров жилья в Башкирии. Сейчас идем в малоэтажное строительство. Это партВ­нерство с государством. Проект называется В«Доступное жильеВ». Представьте себе: сейчас мы рассчитываем малоэтажку в Уфе продавать по 10 тыс. рублей за кв. метр. При какой себестоимости? – Близкой к этому. А по-другому никак. Нам надо загружать производство, сейчас в этой отрасли не до прибыли. Но это массовое жилье, конечно, и посвятить всю жизнь его строительству не хочется. Хочется развиваться. В Toyota придумали технологию, которая позволяет быстро возводить городки для работников в местах строительства новых заводов. Концептуально это совершенно новое жилье, как они его называют, жилье 22 века. Ты приходишь и говоришь: хочу такой дом, иВ тебе его собирают, как конструктор. Мы посчитали: дом 360 кв. метров, меблированный, с отделкой, с доставкой в Москву и с монтажом стоит $230 тыс. Вот чем хочется заниматься. Может, что-то получится с этой идеей и у нас тут, в России. Мир движется с ошеломляющей скоростью, а мы здесь просто спим, только нефть в трубе течет. Что у вас с проектом коттеджного поселка на ЯроВ­славском шоссе? – Заморозили. Подвели коммуникации, сделали план, подвели газ, электричество и сказали В«стопВ». Нет спроса. Много там вложено денег? – По старым деньгам или по новым? По новым – много, по старым – копейки. Чуть больше $10 млн. У нас есть и проекты в Хорватии и Черногрии. Но все стоит. А модернизация В«БашхимаВ» во сколько обходится? – В 3 млрд рублей. Это все из прибыли компании? – По сути да. Но это не разовая трата, это все-таки было В«размазано по тарелкеВ». ВВ прошлом году мы что-то делали, и в позапрошлом. ВВ этом году на В«СодеВ» и В«КаустикеВ» около 3 млрд рубВ­лей освоим. У В«БашхимаВ» в этом году будет прибыль? – Я думаю, прибыль в разы будет меньше, аВ вВ 2008-м около 2 млрд рублей получилось на В«КаустикеВ» и более 3 млрд рублей на В«СодеВ». Куда пошла оставшаяся после затрат на модернизацию прибыль? – В оборотке. У нас сейчас на складе 20 тыс. тонн ПВХ лежит. Это почти 1 млрд рублей, и другой продукции на складах скопилось… Думаю, что надо стимулировать спрос, нужны долгосрочные программы. По крупному, как мы любим, сейчас не продашь, нужно с мелкими потребителями учиться работать, за каждого из них бороться. Кредитовать, давать какие-то скидки. Если есть небольшой потребитель, потребляет 200–500 тонн вВ месяц, нужно спросить у него: ты хотел бы развиться? что тебе мешает? В принципе, мы умеем работать с мелкими потребителями, уже пробовали. У нас есть производства упаковки в Москве и в Уфе (группа В«ПолексВ» – В«Ф.В»). Дела идут очень хорошо: пищевая промышленность-то работает. Выручка там небольшая – несколько десятков миллионов долларов, но зато высокомаржинальная. Это технологичное производство, которое мы построили, по сути, в чистом поле. Немцы приезжают и говорят: все как в Германии, ничем не отличается. И культура производства, и логистика. Продукция получается западного качества, а цена ниже. А говорят, мы не можем импорт замещать… – Можем-можем. Можем точно. В некоторых областях. Машины, я думаю, мы не научимся делать никогда. Еще когда Дерипаска купил ГАЗ, я сказал, что это безумие. В Штутгарте на сборочном заводе Mercedes работают 3 тыс. человек. Как с ними конкурировать, когда у тебя 100 тыс. табунами ходят? И все в рамках одного предприятия: и штампуют, и прессуют, и закатывают. Экономика феодального поселка, который сам себе и засеет, и вспашет, и на дуде подудит и спляшет. У Mercedes же куча поставщиков, масса поставщиков и операторов. Каждый делает одну деталь и снижает издержки и себестоимость до минимума. Это как раз тонкая настройка. Построить такую систему в нашей ситуации нереально. Хотя бы потому, что людей надо куда-то девать. Просто поделить производство? Вот попробовали в Пикалево – результат сами видите. Это очень проблемное наследие советской экономики. Ведь в социалистической экономике самое главное было – людей занять. О снижении себестоимости всерьез никто не заботился. Руду добыли и везли за 4 тыс. км. И радовались: вот, мол, сколько человек эту перевозку обслуживают. А теперь имеем в наследие ВАЗ, ГАЗ. Сергей, а что с нефтяным бизнесом? – Вкладываемся туда, строим инфраструктуру. УВ нас небольшое месторождение, около 20 млн тонн запасов, то есть пик добычи будет через 5–6 лет. И хотя цены просели, мы считаем, что вкладывать надо именно сейчас. Никогда эксплуатационная скважина так низко не стоила. Сколько? – В районе $650 тыс. А раньше в западносибирских месторождениях доходило до $2–2,5 млн. Сейчас в три раза все цены снизились: стоимость металла и работы упала, потому что нет таких объемов бурения, подрядчики хватаются за любую работу. Сколько добываете сегодня? – Немного – в районе 200 тыс. тонн в год. Но надо вести бурение, вкладываться в инфраструктуру. Объем инвестиций – порядка $400 млн. В какие сроки? – До 2025 года из существующей модели. До 2012В года нужно сделать серьезные инвестиции в инфраструктуру, более 3,5 млрд рублей. Это и эксплуатационное бурение, и строительство объектов по подготовке и транспортировке нефти. В нефтянке важно быстро и масштабно делать. Доведем добычу до 1 млн тонн в год к 2013 году, далее определимся, что делать с активом. Мы, кстати, в прошлом году пробурили разведочную скважину на соседнем лицензионном участке. Открыли новое месторождение с запасами 1,8 млн тонн. Маленькие нефтяные компании жалуются, что у них просто нет денег на развитие… – Моя позиция такова: если ты берешь даже небольшое нефтяное месторождение, ты должен прекрасно понимать, есть ли у тебя источник средств. Подписываться под лицензионными соглашениями, не понимая, откуда ты будешь брать деньги – это авантюра. У нас модель разработки месторождения была посчитана еще четыре года назад, и мы закладывали цену в $40 за баррель. Даже когда она взлетела выше $100, мы все равно считали, что у нас есть только $45. Такой подход, как видим, себя оправдал. А вообще, по-настоящему накладным для малышей являются авансовые платежи за пошлину, учитывая, что она потом все равно пересчитывается в конце месяца. А как В«ПетротекВ» получил это месторождение? – Это была публичная канадская компания, которая в 1997 году выиграла в тендере. Потом был кризис 1998 года в России – у них образовалась финансовая ситуация, которая должна была привести к банкротству. За четыре года они построили только небольшой трубопровод, ничего не разбурили, хотя обещали много, ничего не отсыпали, инфраструктуры не сделали. И они выставили CanBaikal на продажу. Мы выиграли тендер, сделали делистинг компании и начали развивать ее, вот уже в течение семи лет. Лицензию получали, когда было две скважины. Одна от другой в 17 км. Одна давала 15 тонн, вторая – 35 тонн нефти в сутки. Ваш самый любимый бизнес – нефтяной? – Нефтянка – бизнес, в котором очень интересно. Он, безусловно, захватывает и увлекает. В нем есть все: драйв, прагматизм, возможность получить неожиданный финансовый результат. В нем есть удачи и поражения. И даже мистики там много. Представьте себе, вы вскрываете пласты, которые были поверхностью земли 300 млн лет тому назад! Ошеломляющее чувство, когда ты открываешь нефть и умываешься ею. Правда, вставляет не по-детски. И все же я скажу оВ том, что меня привлекает не меньше. Я бы сказал, чем я болен. Интернет и вообще новые медиа – вот где будущее. Расскажите подробнее об интернет-проектах. – Я учредил компанию Snegoffon, по сути, венчурный фонд частных инвестиций. Пока там инвестиции только мои. Собралась команда профессиональных иВ креативных ребят. В поле интересов компании находятся в первую очередь интернет-проекты и идеи, аВ параллельно мы разворачиваем всю сервисную часть – рекламное агентство, программные разработки, производство и продажи. Должно что-то толковое вырасти. Загадывать сложно, ведь это венчур, аВ значит, поиск идей, пробы и ошибки, но, я считаю, у нас есть слагаемые для успеха в этой сфере – великолепный творческий коллектив и системный менеджмент. Уже в ближайшее время компания представит свой первый полноценный проект – сеть формата В«for funВ» (для развлечения – В«Ф.В») www.cheloveche.ru. В чем концепция? – Я бы не хотел использовать название В«социальная сетьВ», но сторонний человек, скорее всего, отнесет Сheloveche к социальным сетям. Это развлекательный проект, ориентированный на людей, которые подВ­устали от однотипных сетевых В«социалокВ» и хотели бы чего-то большего при сохранении всех уже известных сервисов. Cheloveche окрашивает общение вВ эмоции, а также переводит коммуникации на более глубокий уровень, ведь в мире Cheloveche ты можешь создать себе персонажа, экспортировать его в различные сети, вступать в клубы, играть, зарабатывать очки и др. Это web2.0, там люди сами создают себя, свою среду, общаются между собой. Сейчас проект работает в тестовом режиме, а в полноценной версии запустится вВ сентябре-октябре. Каков объем вложений в проект? – Мое глубокое убеждение – в стартовые интернет-проекты нельзя вкладывать много. Когда хотят удивить количеством денег и, как некоторые энтузиасты этого рынка засаживают огромные бабки, то в интернете это будет однозначным поражением. Посидят, поиграются, кто-то попилит и все на этом закончится. Сама идея должна быть эффектной и работоспособной. Если она притягивает людей – все придет. Интернет – это как Кольт. Великий уравнитель. Весь объем вложений в cheloveche на данном этапе составляeт несколько сот тысяч долларов. Если все тесты покажут, что идея востребована рынком, будем двигаться дальше. Для апробирования идеи, запуска и технического решения достаточно.А вообще стартаповый интернет-проект это $20–50 тыс. Таких проектов мы рассматриваем множество. Так что, если есть идеи, мы открыты для контактов. Считаю, что это как конвейер должно работать. Если даже один из десяти будет выстреливать – абсолютно нормально. Интернет – это современная – постиндустриальнаяВ  экономика в чистом виде. Когда прибавочную стоимость создает мысль, интеллект. Что-то нематериальное. Я ребятам, которые ко мне приходят с идеями, говорю: делайте, если история пойдет, сразу будете партнерами. Что значит В«пойдетВ»? – Если в течение года идея выживает, если есть рост посещаемости, аудитория. Более длительные интернет-проекты как стартап пока я не готов рассматривать. Если старт cheloveche окажется успешным вВ России, то мы хотим его запустить в Китае и в Европе. Немаловажно, что нам уже сейчас понятно, как создать там кэшевый поток. Глобальное информационное поле – это, наверное, сейчас самое благодатное и эффективное вложение денег. Расскажите про свои инвестиции в немецкую медиаВ­компанию… – Это стартап Deluxe Music (DeluxeTelevision.com). У нас контрольный пакет с основателем В«ФинамаВ» Виктором Ремшей. Мне очень понравилась концепция: несколько телевизионных каналов (рок, лаунж иВ др.) с очень интересной эстетикой. Они вещают вВ Германии, Австрии, Франции, Британии, Китае. Два человека, которые начали компанию, уже до этого сделали несколько удачных проектов. Помимо того, что они делают потрясающее видео, которое у нас невозможно найти, это все происходит в формате HD. В этом году уже break even (точка, когда текущие доходы стали равны расходам – В«Ф.В») пройден, на следующий год компания будет доходной. А зачем вы в Общественную палату пошли?– Ради того, чтобы привнести в систему школьного образования новое дыхание и реализовать собственный проект. Это не бизнес-проект, а моя гражданская позиция. О школе думаю давно, вижу, что там происходит, и меня, честно говоря, это страшит. После того, как мы купили канадскую нефтяную компанию, я сделал рабочую визу и у меня туда дети с женой поехали. И я увидел разницу в системах образования здесь и там. Здесь у нас очень распространено представление, что американцы дураки, наше образование лучшее, там их гамбургерами кормят, они все жирные и бестолковые. Могу сказать, это точно не так. У нас дети начальной школы лучшие в мире, зато 15-летние подростки уже замыкают четвертую десятку. Выпускники школ явно в массе своей интеллектуально ниже. Так что не надо на весь мир свысока смотреть, у нас уже нет на то никаких оснований. Вот пример. Прихожу я за дочерью в школу – в Канаде, после ее первого там дня. Она ко мне подбегает и говорит: В«Папа, я боюсьВ» и показывает пальцем. Посреди комнаты сидит 40-летний мужчина на инвалидной коляске, с очевидными умственными отклонениями, по уровню развития им – пятилетним – соответствующий, а они по нему лазают все – играют с ним. Он радостно мычит им что-то. А Алена моя боится. ЯВ ей пытаюсь объяснить, мол, он нормальный человек, ну вот так сложилось, что он болеет, но ничего страшного – он хороший, видишь, с ним детишки играют. Она все равно – ни в какую. Потом проходит месяца три, она мне звонит и говорит: В«Пап, слушай, а можно, Джон приедет ко мне в гости на день рождения?В». Я чуть не заплакал. Потом я общался с канадскими директорами школ, с учителями и четко понял, что у них железное правило: они до 9–10 лет в ребенка вкладывают духовные качества, никакого образования по сути не навязывают. Они сначала дают возможность стать ребенку высокодуховной личностью, которая умеет дружить, любить, правильно относиться к природе, инвалидам, аВ потом уже смотрят, куда ребенок предрасположен вВ своих знаниях – либо он художник, либо математик, либо программист, либо дизайнер, либо архитектор. Конечно у них существуют различные программы: социализации, адаптации (как ребенку себя вести, ориентироваться в мире взрослых или другой среде), программы ликбеза (языки, письмо, счет, навыки, связанные с компьютерной техникой иВ многие другие) программы инициации (склонность и способности ребенка). Причем в различном возрасте свои программы. Но у них тезис – у ребенка должно быть счастливое детство! И это не лозунг, как в наши советские времена, а принцип, которому следуют все. Представляете? Мы по привычке долдоним об их бездуховности, а сами своих детей воспитываем по принципу В«человек человеку – волкВ». С шести лет помещаем его в жесткую конкурентную среду, где он борется за то, чтобы его оценка была выше, чем у соседа. У нас же последние 10 лет точно происходит дебилизация школы. Никто в этой области ничего не делает. Мы должны собрать весь опыт мира, который давным-давно об этом думает. Это обязательно в постВ­индустриальном обществе, где прибавочная стоимость формируется мозгами, а не штамповочным прессом или нефтью в трубе. Мы обязаны вырастить креативный класс людей, которые создают интеллектуальный продукт. Это очень тонкие вещи, а мы своих школьников, как на конвейере, штампуем. В общем, насмотрелся я на все это и решил открыть школу, такую, какой она, на мой взгляд, должна быть.Начал с архитектуры. Потому что, как известно, со времен русских формалистов – Шкловского и так далее – форма определяет содержание. Не вторична по отношению к содержанию, а именно первична! На этом вся современная философия стоит. Мы разработали проект модульной школы, которая легко разбирается и утилизируется. Более того, она не статична внутри, а может трансформироваться. Под настроение, под нужды каждого конкретного преподавателя. Хоть каждый день меняй. Современный мир очень переменчив – так и надо, чтоб дети к этому привыкали. Чтоб потом шока не было. Понимаете, ребенку нужно не просто помещение, в котором он будет набираться знаний. Нужна создать среду для ребенка! Она должна его мотивировать к учебе, в том числе с помощью стен. Разве не нас учили, что В«бытие определяет сознаниеВ»? Как быстро мы об этом забыли. Это и программы школьной касается – не только метод, в котором знания передаются в виде предметов, зачастую не нужных и абсолютно не применимых в жизни, а набор навыков эти знания быстро находить и применять. Такой проект должен быть очень дорогим? – У нас порядка 60 тыс. школ по всей стране, в год строится примерно 200. Мы проанализировали с точки зрения бизнеса: а вообще рентабельно строить такие школы? Проанализировали и поняли – нерентабельно. Тут работает эффект масштаба. Если мы строим российскую школу, у нас примерно 40% себестоимости составляют коммуникации. Соответственно, если ты берешь и объединяешь шесть школ, то доля коммуникаций в стоимости резко снижается. В каждой школе есть библиотека, спортзал, компьютерный класс, лингафонный кабинет и т. д. Если ты объединяешь шесть школ, то сильно экономишь на масштабах и, следовательно, за те же деньги все можно сделать гораздо более качественно. А при площади школы в 12 тыс. кв. метров появляется и богатство архитектурных возможностей.